Притча о страшном суде. Опыт анализа. Дионисий Руднев.

| Печать |
Итак, притча Христа об овцах и козлах, или, как её еще называют, «притча о Страшном суде» (Мф.25;31-46).

По-видимому, это место Евангелия является единственным местом, которое может быть основанием для теории бесконечных мук грешников (богопротивников) с приходом Царства Отца.

Однако данное буквальное истолкование притчи (а именно последнего стиха 25-й главы) при кажущейся своей очевидности не только порождает противоречия с множеством других мест Нового Завета, но и клеветнически опровергает саму Благую весть (что мы и покажем дальше).

Итак, ни в одном месте Нового Завета больше не встречается места, которое, казалось бы, можно было так уверенно как это увязать с идеей бесконечных мук грешников, непосредственно связанных с событиями следующими за вторым пришествием Христа, а не, например, с т.н. «частным судом» и эонными (т.е. относящимся к нашему эону, а не ко времени прихода в силе Царства Отца) муками грешников в аду. Как, например, в предыдущей притче о талантах с упоминанием «тьмы внешней» (Мф. 25, 14-30).

(Помимо этого можно упомянуть отрывки из Откровения Иоанна Богослова, которые также можно отнести к подтверждению теории бесконечных мук. Их можно рассмотреть отдельно. Однако, следует помнить, что в этой книге Нового Завета описывается именно видение, наполненное символами, которые можно толковать как в одну, так и в другую сторону. И, вероятно, поэтому данная книга хоть и вошла (позже всех остальных книг) в состав книг канонических, тем не менее, она не читается за богослужением в Церкви, т.к. дает слишком большой простор для толкований.)

С чего же начинается притча? «Когда же придет Сын человеческий во славе своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей; и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов» (Мф.25;31-32). Этот отрывок по видимости говорит о времени Второго пришествия.

Далее в притче Сын Человеческий отправляет праведников в Царство, уготованное им «от создания мира», а грешников «в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его». Заканчивается же притча следующим стихом: «И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную».

Чтобы попытаться истолковать данную притчу, сначала определимся с тем, что же такое притча. Если изложить коротко, то учение притч является больше адаптацией к уровню слушателей той проповеди любви, которую стремится донести до них Христос.

При этом главная проповедь Христа – деятельная еще впереди. И это – Голгофа. Надо помнить, что Христос пришел явить не столько учение, сколько саму свою личность. Учение здесь выступает на втором плане, т.к. оно, в принципе, могло было быть передано и через пророка. Главное – Христос пришел явить себя и показать пример любви, притом пример деятельный.

Если мы сравним эти две проповеди – адаптированное учение притч (которую слишком часто и неразумно берут за основу, чтобы описать образ Бога) и ту самую деятельную проповедь Христа – кровь, которую он пролил за нас, когда «мы были еще враги», то, разумеется, первая выступает лишь бледным подобием второй.

Посмотрим же теперь насколько непоследовательно брать буквальное толкование притч за основу догматического богословствования. И сделаем это на примере этой самой «притчи о Страшном суде».

Прежде всего, необходимо отметить, что данный отрывок (при его буквальном понимании и богословском истолковании) вступает в явное противоречие со рядом других центральных мест Священного Писания (1Кор.15:26,28, 1Иоан.2:17, Евр.2:14 и др.)

Но мы возьмем для сравнения только один отрывок, а именно – в Евангелии от Иоанна Христос говорит: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь.» (Иоан.5:24)

Но, между тем, если понимать рассматриваемую притчу (Мф. 25;31-46) буквально и относить её к эсхатологическому моменту Второго пришествия, она вступает в прямое противоречие с указанным местом Евангелия от Иоанна т.к. в ней на суд приходят все: «и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов»

Кроме того, если мы будем отталкиваться от буквального понимания притчи, то придется сделать вывод, что спасение усвояется праведникам исключительно за добрые дела (во всяком случае на Суде упоминаются только они), притом совершенно не соотнесенных с личностью Христа, а главное – с верой в Него: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили?» (Мф.25:37)

Думаю, нет нужды доказывать, что есть множество других мест Писания, где спасение усвояется именно вере – Мар.16:16, Рим.10:9, 1Тим.1:16, Деян.26:18, 1Пет.1:9, Рим.1:17, Рим.3:28, Рим.5:1, Рим.5:2, Гал.2:16, Гал.3:8, Гал.3:11, Гал.3:24, Кол.2:12, 2Тим.3:15, Евр.6:12, Евр.10:38 и др. Таких мест – множество. Более того, это – центральное место проповеди Христа и Апостолов.

Такое простое сопоставление показывает, что если принимать буквально (по букве, а не по духу) толкование притч, то приходится помимо бесконечных мук принять и то, что человек спасается исключительно добрыми делами без какого-либо участия веры.

Впрочем, возникают законные вопросы: «Как же понимать эту притчу и как разобраться в указанных противоречиях?» и «Что ждет богопротивников в Царстве Отца?».

Прежде чем пытаться разрешить указанные противоречия предварительно подвергнем проверке изначальную предпосылку о том, что рассматриваемая притча указывает на эсхатологические времена – Второе пришествие Христа и Всеобщее воскресение.

Ведь именно в связи с этим толкованием и встречается распространенное суждение о том, что т.н. «Страшный суд» при Втором пришествии Христа во славе будет состоять в суде над каждым человеком с дальнейшим его отсыланием либо в «жизнь вечную» либо в «муку вечную».

(Кстати, по всей видимости, именно на указанном буквальном понимании в этой притче Второго пришествия как «суда - юридического процесса» в традиции и закрепилось отношение к суду Божиему как к юридическому действу оправдания/осуждения. Как буквально и фигурирует в данной притче – Бог обвиняет, ответчики пытаются защититься.)

Предположим, что всё-таки слова Христа о том, что слушающий слово Божие и верующий в Пославшего Его «имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь.» (Иоан.5:24) таким же образом соотносятся с указанном в притче (Мф.25;46) приходом на суд всех людей, как соотносятся следующие два отрывка из посланий апостола Павла:

«Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и умерших в Иисусе Бог приведет с Ним. Ибо сие говорим вам словом Господним, что мы живущие, оставшиеся до пришествия Господня, не предупредим умерших, потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем.» (1Фесс.4:14-17)

«Все мы предстанем на суд Христов. Ибо написано: живу Я, говорит Господь, предо Мною преклонится всякое колено, и всякий язык будет исповедывать Бога. Итак каждый из нас за себя даст отчет Богу.» (Рим.14:10-12)

Как видим, здесь в обоих отрывках также речь идет о суде, и опять же в одном случае на суд уверовавшие не приходят, а в другом случае на суд приходят все.

Это кажущееся противоречие легко разрешить, если обратиться к теме сошествия Христа в ад. Приведем отрывок из исследования епископа Илариона (Алфеева) «Христос победитель ада. Тема сошествия во ад в восточно-христианской традиции»:

«Восточное христианское сознание, в отличие от западного, допускает возможность спасения от адских мучений не только тех, кто веровал при жизни, но и тех, кто не сподобился истинной веры, однако угодил Богу добрыми делами. Мысль о том, что в аду были спасены все откликнувшиеся на проповедь Христа, а не только те, кто при жизни исповедовал правую веру, т. е. не только ветхозаветные праведники, но и те из язычников, которые отличались высокой нравственностью, развивается в одном из гимнов св. Иоанна Дамаскина:

Некоторые говорят, что [Христос вывел из ада]
только веровавших, каковы суть отцы и пророки, судьи,
а вместе с ними цари, местные начальники
и некоторые другие из народа еврейского —
немногочисленные и известные всем.
Мы же на это ответим
думающим так, что нет ничего незаслуженного,
ничего чудесного и ничего странного
в том, чтобы Христу спасти уверовавших,
ибо Он остается только
справедливым Судией,
и всякий уверовавший в Него не погибнет.
Так что и должно было им всем спастись
и разрешиться от уз ада
сошествием Бога и Владыки —
что и произошло по Его Промыслу.
Теми же, кто только по человеколюбию [Божию]
спаслись, были, как думаю, все,
которые имели чистейшую жизнь
и совершали всевозможные добрые дела,
живя скромно, воздержно и целомудренно,
но веры чистой и божественной
не восприняли, потому что
не были наставлены в ней и остались вовсе ненаученными.
Их-то Управитель и Владыка всех привлек,
уловил божественными сетями и убедил их уверовать в Него,
воссияв им божественными лучами и показав им свет истинный.

При таком подходе сотериологическая значимость сошествия во ад представляется исключительной. Уверовать в аду могут, по мысли Дамаскина, те, кто не был научен истинной вере при жизни. Добрыми делами, воздержани­ем и целомудрием они как бы подготовили себя к встрече со Христом. Речь идет о тех самых людях, о которых апостол Павел говорил, что, не имея закона, они «по природе законное делают», ибо «дело закона у них написано в сердцах». Те, кто живет по закону естественной нравственности, но непричастен истинной вере, в силу своей праведности имеют надежду на то, что, встретившись лицом к лицу с Богом, они узнают в Нем того, Кого, «не зная, чтили».

А теперь обратимся к отрывку из рассматриваемой притчи (Мф.25,31-46), в котором жизнь вечная и избавление от мук усвояется именно тем, кто даже не будучи научен истинной вере творил дела милосердия. Становится понятным, что данная притча скорее соотносится к проповеди Христа при сошествии во ад, а ад и муки (отвергнувших проповедь) в данном случае рассматриваются как эонные муки и эонный ад (т.е. длящиеся в пределах эона, в котором совершается земная история до момента Всеобщего воскресения, и прихода Царства Отца в его божественной бесконечности и совершенстве, когда «времени не будет», не будет и никакой неполноты или распада). Акцент же в этой притче, очевидно, следует ставить не на воздаянии грешникам, а на том, что спасение доступно всем, в том числе тем, кто умер не услышав при жизни проповеди Христа.

Вернемся к исследованию епископа Илариона. Далее он пишет:

«Имеет ли все это какое-либо отношение к тем, кто умер вне христианской веры уже после сошествия Христа во ад? Не имеет, если мы примем западное учение о том, что со­шествие во ад было событием «одноразовым» и что память о Христе в аду не сохранилась. Имеет, если мы будем ис­ходить из того, что ад после Христа уже не подобен ветхо­заветному шеолу, но является местом божественного при­сутствия.

Кроме того, как пишет протоиерей Сергий Бул­гаков, «все события жизни Христовой, совершающиеся во времени, имеют вневременное, пребывающее значение», а потому так называемая «проповедь во аде», которая есть ве­рование Церкви, есть явление Христа тем, кто в зем­ной жизни не могли видеть и знать Христа. Ограни­чивать это явление... одними ветхозаветными свя­тыми, как это делает католическое богословие, нет основания. Скорее, следует расширить силу этой проповеди на все времена для тех, кто в земной жизни не знал и не мог знать Христа, но встречает­ся с Ним за гробом.

По учению Православной Церкви, все умершие — будь то верующие или неверующие — предстают перед Богом. Следовательно, даже для тех, кто не уверовал при жизни, сохраняется надежда на то, что они признают Бога своим Спасителем и Искупителем, если вся предшествующая земная жизнь вела их к этому признанию.»

Итак, указанные внутренние противоречия в притче об овцах и козлах снимаются, если мы будем относиться к ней в свете победы Христа над адом, совершившейся в Великую Субботу, и относить данную притчу не ко Второму пришествию, а более к проповеди, которую слышит каждая душа человека после физической смерти.

Таким образом, мы опровергли, такой убедительный, как казалось, довод в пользу бесконечного существования ада. Но сделали мы это не из пустой пытливости, но исходя из глубокой убежденности, что усвоение аду бесконечного существования является вредоноснейшим ядом, разлитым в теле Церкви и подрывающем саму основу проповеди Христа. (О чем есть смысл сказать отдельно.)

Теперь мы подошли ко второму вопросу: «Что ждет богопротивников в Царстве Отца?». Однозначно ответить на этот вопрос мы не можем, т.к тема это сокрыта от нас. Однако мы можем попытаться отвергнуть то, что явно противоречит Благой вести, и попытаться восстановить апостольское чаяние приход Царства Божия.

Этим мы и постараемся заняться в следующих статьях.

________________

Примечание:

Есть веские основания считать 46-ой стих 25-й главы Евангелия от Матфея или позднейшей вставкой «благочестивого» переписчика или таргумом, вероятно сохранившемся с ранних времен иерусалимской общины.

Таргум - комментарий пересказчика Писания, присоединяемый к чтению отрывка, которое совершалось по свитку или с памяти. Таргум - характерный способ научения и переедания предания среди иудеев. И вполне естественно, что внутри иерусалимской общины (первоначалоьной носительницы предания "от Матфея") такой способ передачи Предания очень вероятен.

Представляется вполне обоснованным считать, что иерусалимская община следовала привычному для иудеев образу поучения и хранения знаний в общине, которая включала в себя помимо чтения именно и толкование, притом становившееся зачастую традиционным и в дальнейшем фиксируемом и письменно. Стоит обратить на эту особенность внимание. Попытаемся взглянуть на последний стих смыслового отрывка Мф.26;46 не как на слова Христа, а как на понимание его слов толкователем-таргумистом в иерусалимской общине. Это всего лишь предположение, уверенности у нас нет. Но постараемся по-новому взглянуть на притчу, не отягощенную этим (возможным) дополнением.

Не стоит забывать специфику того текста Евангелия от Матфея, которым мы сейчас пользуемся. Большинство современных исследователей Нового Завета сходятся в мысли, что если другие канонические евангелия можно отнести к авторству конкретных апостолов (Евангелие от Луки написал апостол Лука, во многом исходя из проповеди Павла, Марк записал проповедь апостола Петра, Иоанн позже всех продиктовал своему ученику Евангелие, дополнив предшествующих евангелистов), то Евангелие от Матфея, вероятно, записано и составлено в иерусалимской общине на основе передававшихся до того устно преданий, записанных позже и получивших название «Матфеевых логий» и, к сожалению, до нас не дошедших.

Современное Евангелие от Матфея вернее было бы назвать Евангелием по Матфею, т.к. оно вобрало в себя большое количество источников: Матфеевы логии, древний вариант Евангелия от Евреев (которое до нас дошло в сильно искаженном гностическими переводчиками виде). Кроме того, это Евангелие испытало адаптацию к текстам других канонических евангелий.

Для людей далеких от текстологии Нового Завета следует обратить внимание хотя бы на то, что если попытаться учесть все известные нам разночтения во всех доступных науке древних списках Нового Завета, то количество таких разночтений составит многие тысячи. При этом вариант, имеющий сейчас хождение в Русской Церкви, имеет ряд заметных неточностей.

Указанная гипотеза о таргумическом происхождении Мф 25:46 требует серьезного текстологического исследования. Однако, следует отметить соображение, что даже без этого исследования буквальное толкование 46-ого стиха в составе указанной притчи (и надо помнить, что всё-таки это - притча) с отнесением его к эсхатологическому свершению никак невозможно богословски удовлетворительно согласовать со многими другими центральными текстами Священного Писания