truthcenter

Мука вечная. Дионисий Руднев.

“Мука вечная”… А как это по-гречески?

Рассмотрим этот греческий термин - kolasin aiwnion (греч. κολασιν αιωνιον), передаваемый в славянском и русском переводах Евангелия от Матфея (глава 25, стих 46) как «мука вечная», и попробуем проанализировать употребление этих слов, семантику их на языке первоисточника, и попытаемся понять, то ли значение мы вкладываем в них, что и христиане первых веков, или, возможно, иное.

Первое замечание, которое следует сделать это то, что практически все исследователи уверенно заявляют, что Евангелие от Матфея имеет в первоисточнике еврейскую традицию (устную, а затем и письменную традицию первой иерусалимской общины христиан).

Исходя из этого тезиса встает вопрос о языке этой традиции. Совсем маловероятным представляется предположение, что эта устная традиция передавалась на греческом языке, вероятно это было арамейское наречие. Ведь и Сам Христос, скорее всего, проповедовал на арамейском – разговорном наречии времени своего земного служения. На каком же языке было записано первое Евангелие? (Здесь речь идет о прототипе известного нам Евангелия от Матфея, т.к. редакция используемого ныне текста этого евангелия является более поздним явлением.) Авторитетные исследования содержат выводы, что первоначальный текст первого евангелия был записан по-еврейски (но не обязательно по-арамейски). Устная же апостольская проповедь была арамейской. Она и была переведена на греческий язык и записана евангелистом Марком – последователем и учеником апостола Петра. (В частности, см. исследование свящ. Леонида Грилихеса «Археология текста: сравнительный анализ Евангелий от Матфея и Марка в свете семитской реконструкции.» М., 1999.

Будем исходить из предположения, что рассматриваемый библейский стих – Мф. 25:46 – не является таргумом, т.е. толкованием, в еврейской традиции часто присоединяемом к тексту Писания (предположение, не лишено основания, если помнить о происхождении традиции Евангелия от Матфея). Отложим и версию, что этот стих – вставка какого-либо «благочестивого» переписчика-редактора (такие случаи также известны текстологии). Будем считать, что эти слова (Мф. 25:46) являются более или менее точным переводом сохранившегося высказывания Господа нашего Иисуса Христа. Не будем ставить под сомнение аутентичность данного отрывка. Для нас важен сам факт существования данного фрагмента на протяжении многовековой истории Церкви. (А этот фрагмент присутствует в древнейших из дошедших до нас кодексов Священного Писания Нового Завета). Нам важно разобраться в том вопросе, который был задан в начале данной статьи: «Как могли понимать этот отрывок христиане первых веков?»

Хотя мы не обладаем этим текстом на еврейском языке и поэтому не можем судить о семантических тонкостях терминов, используемых в тексте до его перевода на греческий, тем не менее, есть смысл сделать краткое отступление, чтобы упомянуть о еврейском понятии «вечность», обозначаемом словом «олам», имеющем совершенно иную семантику, чем вечность в нашем обычном понимании.

По поводу семантики термина "вечный" в Св.Писании приведем слова прот. Александра Меня из его книги "Откровение Иоанна Богослова. Комментарии".

«(…) в слово "вечный" мы вкладываем совсем иной смысл, нежели он имел в Новом и Ветхом Завете. "Вселенная" и "вечность" в Ветхом Завете обозначались одним и тем же словом («олам» - прим. Д.Р.) на самом деле означало не "вечность", а "преходящий мир".»

Т.о. в еврейском понимании «вечности» не было того главного акцента, который вкладывается в это понятие в наше время – идеи вечности в виде бесконечно приращаемого времени. Это замечание очень важно, т.к. показывает, как могли понимать эти слова (Мф. 25:46) иудеи, к которым обращал свою речь Спаситель.

Теперь вернемся к рассмотрению греческого варианта текста и поставленному вопросу – как же могли воспринимать этот термин – κολασιν αιωνιον – грекоязычные христиане? Как оказывается, здесь можно обнаружить удивительные смысловые оттенки.

====================================

 

Начнем с понятий αιων и αιωνιος. Сразу следует заметить, что русский перевод «вечный» слова αιωνιος весьма сужает понимание данного термина. В славянском и русском языках определение «вечный» имеет достаточно однозначный смысл «бесконечный, непрекращающийся» (что и даёт почву к безоговорочным толкованиям в пользу доктрины бесконечного во времени существования ада и мучений). Сам термин αιωνιος много шире и вбирает в себя разные смысловые значения.

Рассмотрим первое значение понятия αιωνιος. Приведем отрывок из книги прот. Александра Меня "Откровение Иоанна Богослова. Комментарии":

«И когда говорили о вечности, имели в виду промежуток времени до конца мира (по-гречески αιων – "эон" – промежуток огромной, но конечной величины). Следовательно, когда говорится о вечных муках, подразумевается, что все это происходит в пределах этой вечности, этого бытия. По ту сторону нашего бытия уже начинается новый эон, в котором Бог будет "всяческая и во всем".

Термину αιωνιος древние мыслители (как эллинские, так и христианские) отдавали предпочтение, когда описывали реалии этого преходящего мира, подчеркивая его временность, конечность. При этом в греческом языке существуют термины, которые в отличие от αιωνιος, относятся именно к вечности божественной, нераздробленной временем – в частности это термины αιδιος и απειρος.

Когда многие святители говорили о «вечных» («эонных») муках – κολασιν αιωνιον – далеко не все из них имели в виду понимание «вечного-эонного» как бесконечного. Показательно в этом смысле богословие св. Григория Нисского, который будучи известен своей оригинальной доктриной апокатастасиса, подразумевавшей окончание мук и восстановление всей твари (доктрина, между тем, явно имеющая изъяны, т.к. ею перечеркивается свобода самоопределения разумного творения), тем не менее, активно использовал термин κολασιν αιωνιον – т.е. те самые «вечные муки».

Это даже дало основания некоторым исследователям утверждать, что нисский святитель был непоследователен в рассуждениях, либо в корне менял свои взгляды в течение своей жизни.

Однако, анализ словоупотребления святителя приводит к выводу, что под эонными муками он понимал муки не безконечные. Итак, даже те святители, которые не были сторонниками доктрины вечных мук активно пользовались термином «эонные муки» для проповеди не разъясняя подробно этого термина, а, очевидно, используя аргумент вечности мук в педагогических целях – для устрашения и обуздания нравов.

Древние христианские мыслители толковали об эонах, последуя эллинистической философской терминологии. Вот только в понятиях эллинизма эонов множество и всё бытие является бессмысленным повторением эонов, накручиванием их спиралей. Т.о. с эллинистической точки зрения вечное может восприниматься как бесконечное циклическое время сменяющихся эонов. Но эта доктрина противоречит библейскому менталитету. В отличие от эллинизма библейский менталитет подразумевает время линейное. Начало истории с её завершением в Боге. С этой точки зрения можно толковать только о двух эонах, притом не повторяющих друг друга как в эллинизме, а принципиально разных. Нашему эону с его раздробленным временем должен прийти на смену другой зон – Царство, где Бог «всё во всём» (1Кор.15:28), непричастное греху, смерти и распаду, существующее по иным законам нежели наш раздробленный несовершенный временный мир.

Итак, первое значеиие слова αιωνιος – «эонный», т.е. относящийся к нашему эону, в котором существует этот мир и который должен прекратиться с приходом Царства Бога Отца. И, как видим, это значение совершенно не подразумевает бесконечности в нашем абсолютном понимании. А подразумевает время, соотносящееся с нашим эоном. Т.е продолжительное, которое невозможно охватить человеческим умом, но всё-таки конечное и, что главное, не соотнесенное с божественной вечностью и с Царством Отца, которое должно настать с концом этого мира.

Такое понимание не отрицает существование ада (геены). Но только ада эонного, существующего в пределах нашего эона. Соответственно и муки души, расставшейся с телом после физической смерти, но не прекратившей существования, а ожидающей второго пришествия Христова, характеризуются словом «эонный», т.е. очень длительный, длящийся до конца эона.

Кроме того, здесь очень важно осознавать, что время для такой души идет не так как для нас, живущих в теле. Напряженность этих мук, действительно может сравниваться с бесконечностью, особенно по той причине, что такая душа не имеет веры в Бога, не чает воскресения, вечной жизни в Боге, сжигается действиями страстей, к которым привыкла во время земной жизни и которые не может реализовать, находясь без тела.

Вероятно, в таком состоянии личность, не обладая телом не может «отвлечься» от своего внутреннего состояния, переключить своё внимание на что-то внешнее, как это было возможно при деятельной жизни в физическом теле.

В таком состоянии душа может очиститься страданиями и прийти к познанию своей немощи и ожиданию помощи от Бога. Особенно это возможно для души, когда за неё молится кто-то из живущих. Ведь даже в этой жизни небольшое доброе дело может размягчить самое жесткое, озлобленное сердце. Тем более там, когда душу не отвлекает видимый мир, деятельность в нем, тяжесть плоти, но когда она полностью погружена в свой внутренний мир, живет тем «багажом», который наработала, будучи в теле, даже самый малый лучик любви от чистой молитвы, освещает мрак такой души и способен её размягчить, примирить с Богом.

Но возможна и хула на Бога, которую всячески разжигает диавол. Эти дьявольские уловки мы знаем еще по брани, от которой страдаем в земной жизни. Набор обычен: что этой душе нет спасения, что Что Бог зол, что это Он виноват в страданиях, что это Он так устроил жизнь, что вынудил грешить и страдать, что Он будет мучить вечно и надежды скрыться от этой бессмысленной кары нет.

Уместно вспомнить слова св. Исаака Сирина:

«Остережемся в душах наших… и поймем, что хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания - степень страдания в ней» (Преп. Исаак Сирин. О Божественных тайнах и о духовной жизни. (Новооткр.тексты). М. 1998. Беседа 41. С. 216.)

«Бог бесконечно милостив, и Его милость превыше наказания, и потому страдания грешников после смерти не могут быть бесконечными». (Там же. Беседа 39. с.200-201)

Такое состояние, которое мы видим в нашем эоне, не может продолжаться бесконечно ибо это было бы бессмысленно. Всё мироздание, всё разумное творение стремится к исполнению божественного замысла о нем.

====================================

 

И здесь мы подходим к другому значению слова αιωνιος, употребляемому в библейском контексте.

Ниже помещаем анализ слова αιωνιος на предмет его употребления в Священном Писании, взятый из книги прот. Сергия Булгакова «Невеста Агнца».

«… надо сделать дальнейший шаг в анализе исходных определений и, в частности, остановиться на выяснении понятий: вечность, вечный, которые имеют основное значение в эсхатологии. И прежде всего надо сказать, что эти понятия отнюдь не принадлежат к числу само собою разумеющихся. Напротив, они многозначны и поэтому требуют для себя всякий раз нарочитого установления. И основной предварительный вопрос здесь таков: есть ли вечность одно из определений временности, являясь, так сказать, одним из его измерений, хотя и отрицательным (именно, как отсутствие конца), или же, напротив, она несоизмерима со временем, находится вне временности и выше ее, вообще совсем не есть время? В популярном разумении, которое — увы! — сделалось господствующим и в богословии, вечность есть мера времени, — именно, выражает его бесконечность и притом — странным образом — не в отношении к началу, когда она была бы синонимом безначальности (в таком смысле вечность фактически применяется в отношении к Богу), но в отношении к концу: вечность понимается как бесконечная длительность времени (по выражению Гегеля: дурная бесконечность). Понятием бесконечности по-своему пользуется высшая математика, причем это методологическое, вспомогательное понятие элиминируется в последнем итоге, выражающемся в конечных и конкретных величинах. Однако применение его в богословии и в отдаленной степени не имеет такой логической четкости, как в математике. Вечности усвояется в богословии значение неопределенной длительности как таковой, не знающей конца, хотя и имеющей начало. В качестве дальнейшего производного признака вечность понимается и как неизменность и неизменяемость. Однако в этом смысле она может быть применяема лишь к абсолютности Божией, в которой нет места изменению, но уже не применима к жизни творения, как знающего начало и по существу становящегося. Здесь мы имеем основное различие между Божественной вечностью и тварной (aeternitas и aeviternitas). Но тварная жизнь и даже тварная вечность онтологически есть все же временность, становление, только не знающее конца и продолжающееся во веки веков. Поэтому вечность, понятая как бесконечное становление или бесконечная временность, есть прямая противоположность вечности Божественной, неизменяемости полноты, которая трансцендентна времени и не знает ни начала, ни конца. В эсхатологических же рассуждениях непрестанно смешиваются и взаимно замещаются эти оба несовместимые значения вечности, причем основным и как бы самоочевидным, не требующим разъяснения значением понятия вечности является наиболее скудное ее разумение как односторонней, дурной бесконечности. В этом смысле обычно понимаются и библейские речения о вечности.

Экзегетически здесь следует, однако, установить, прежде всего, факт несоответствия такого истолкования тому словоупотреблению, которое можно считать господствующим в Ветхом Завете. Здесь признак вечности усвояется фактам и установлениям, временность и ограниченная длительность которых сама собою очевидна, между тем такое определение влагается священным писателем даже в уста Божий: вечный устав, постановление, вечное священство и т. n.

(Быт. 17, 8 («землю Ханааню во владение вечное»), Исх 12, 14; 20, 21; 27, 21; 28, 43 («установление вечное»), Лев. 6, 22; 7, 36; 10,9; 16,34; 17, 7 Числ. 10, 8; 25, 39. Исх. 11, 15 («посвятите их в вечное священство») и т. д. Бог говорит Давиду о семени его: «Я поставлю его в доме Моем и в царстве Моем на веки, и престол его будет тверд вечно» (1 Пар. 17,14). И ответная молитва Давида: «Начни же благословлять дом раба Твоего, чтобы он был вечно пред лицом Твоим. Ибо, если Ты, Господи, благословишь, то будет он благословен вовеки» (16, 7).

Сказал Господь пророку Иеремии: «и положу на вас поношение вечное и бесславие вечное, которое не забудется» (Иерем. 23, 40).

«Аарон отделен был на посвящение ко Святому святых, он и сыновья его, на веки, чтобы совершать курение пред лицем Господа, чтобы служить и благословлять именем Его на веки» (1 Пар. 23, 13).

Иерем. 31,3: «издали явился ко мне Господь и сказал: любовью вечною Я возлюбил тебя и потому простер к тебе благоволение». Иерем. 32,40: «и заключу с ним вечный завет, по которому Я не отвращусь от них, чтобы благотворить им».)

Можно подумать, что Ветхий Завет, который заведомо имел временное и предварительное значение, установляется на все времена, что явно противоречит действительности. Следовательно, естественно возникает вопрос, нужно ли видеть здесь лишь стилистический lapsus calami (что нечестиво и во всяком случае не может быть признано в качестве приема удовлетворительной экзегезы если не для всех, то, по крайней мере, для известного ряда случаев), или же надо искать особого смысла для этого словоупотребления. В последнем случае надо заранее отвергнуть понимание вечности как бесконечности во времени и вообще как временного определения, но рассматривать ее совсем в другом значении, — именно, как особой окачествованности. Таковою в данном случае является нарочитая священность и в этом смысле божественность этих установлений, которые являют собой непосредственные указания и действия перста Божия в жизни человечества, и вечный здесь есть более всего синоним Божественного, с разными оттенками этого слова в конкретности его применения.

(Можно привести в качестве аналогии наше применение слова «святой» к предметам и местам священнослужения: св. храм, алтарь, престол, сосуды и т.д., в общем значении sacer, т. е. изъятый из мира вещей священным употреблением, хотя и к нему принадлежащий.)

Вечность есть богодейственность, богоявление, «энергия» Божия, присутствующая здесь, лествица между небом и землей.

Обращаясь к Н. Завету, мы заранее встречаем заверения, что слово вечный (αιωνιος)— здесь означает именно бесконечный, в смысле дурной бесконечности.

 (Филологически значение слова αιων в новозав. употреблении двояко: но может означать как вечность, так и мировую эпоху, которая не может быть бесконечна. Даже Иоанновское употребление не однозначно. Повидимому, тексты Ин. 6,51, 58; 12, 34; 1 Ин. 2, 17 должны быть истолкованы в смысле вечности.

В других случаях в смысле временном: Ин.4, 14; 8, 51-2; 10,28; 11,26; 13, 8; выражение отрицательное: 8, 35. Слово αιων в применении к Богу принимает значение вечности, в особенности, во множеств. K. 1,33; Рим. I, 25; 9, 5; 2 Кор. 11,31; Евр. 13,8, в частности, в удвоении αιωνες των αιωνων. В значении эпохи мира αιων см.: Мф 12,32: 13, 22; Лк. 16.8; Рим. 12, 2; 2 Кор. 4, 4.)

Тенденция этого истолкования заключается в желании экзегетически доказать бесконечность «вечных мучений». На это следует вообще указать, что онтологическое значение слова αιωνιος; не может решаться одними филологическими соображениями, здесь имеет первенствующее значение общий смысловой контекст (как мы в этом только что убедились на Ветхо 3аветных текстах). Во всяком случае, несомненно наличие и в Новом 3авете ряда текстов, где понятию вечности заведомо не усвояется значение бесконечного времени; таково, прежде всего, иоанновское учение о жизни вечной, которая открывается во временной и, следовательно, никакие может означать дурной бесконечности: 3, 15, 16; 4, 14, 30; 5, 24; 6, 27,40,47, 54; 10, 28; 12,50; 17,2-3.

«Вечность» означает здесь духовное бытие, определенную его окачествованность. И такое же значение мы должны приписать жизни вечной и у синоптиков: Мф. 19, 16, 29; Мк. 10, 17, 30 («в веке грядущем жизни вечной»); Лк. 10,25; 18,18, 30. Подобное же значение следует приписать этому выражению и в следующих новозаветных текстах: Деян. 13,36,48; 1 Ин. 1,2; 2, 25; 5, 11; 13,20 («сей же есть истинный Бог и жизнь вечная»); Иуд. 21; Рим. 2, 7, 21; 6, 22-23; 1 Тим. 1,16. Все эти случаи словоупотребления вечный, конечно, не относятся к временным определениям.

Все эти сопоставления совершенно исключают, так сказать, автоматическое истолкование понятия вечности в смысле дурной бесконечности. Однако само собой очевидным является значение вечности в смысле благой бесконечности, т. е. жизни вечной в Боге, которая не имеет для себя конца, ибо неисчерпаема. Однако и здесь бесконечность во времени не есть единственное и основное значение понятия для вечности, а только сопровождающее и производное, и вечность все-таки не получает здесь значения одного из определений временности или времени. Вечность по отношению к времени есть не количественное, но качественное определение. Вечность есть Бог, Божественная жизнь, открывающаяся живущему во времени человечеству и таким образом входящая в содержание времени: «сия же есть жизнь вечная, да познают Тебя, Бога истинного» (Ин. 17, 3).»

(Текст приводится по книге: протоиерей Сергий Булгаков «Невеста Агнца» М. 2005, Общедоступный православный университет, основанный протоиереем Александром Менем,.стр. 489–492)

Впрочем, дальше автор, не будучи в силах отказаться от идеи онтологического бессмертия души, (которая является не иначе как суеверием т.к. не вписывается ни в библейский контекст, ни в святоотческий тезис о том, что душа бессмертна не сама по себе, а по благодати, даруемой Богом) вынужден измышлять идею некоего состояния после Суда, в котором личности одновременно и блаженствуют и мучаются в зависимости от соотношения сделанного им доброго и злого, постепенно «заглаждая страданиями» свой грех, даже в котором покаялись (!), до некоего отдаленного момента полного очищения всех. Вот такое озадачивающая картина Царства Божия, которое по словам самого же автора, должно быть лишено страдания и несовершенства.

Но всё же самое ценное, что мы можем почерпнуть из предыдущего отрывка, это понимание слова «вечный» не обязательно как определение бесконечного приращения времени, сколько значение причастности божественному бесконечному бытию.

В этом контексте особое значение приобретают следующие новозаветные высказывания:

«…и ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня.» (Иуд.1:6)

Как видим из самой конструкции понятно, «вечность» уз здесь упирается в Суд великого дня.

«Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример» (Иуд.1:7)

Но, насколько мы знаем, огонь прекратился сделав своё дело – уничтожив города.

«Посему, оставив начатки учения Христова, поспешим к совершенству; и не станем снова полагать основание обращению от мертвых дел и вере в Бога, учению о крещениях, о возложении рук, о воскресении мертвых и о суде вечном» (Евр.6:1)

«Суд вечный» бессмысленно понимать это как Суд, длящийся бесконечно, но скорее как суд, уготованный от вечности.

И подобных мест, где слово αιωνιος, следуя контексту, разумно перевести скорее как «уготованный от вечности» или «божественный» достаточно много.

Итак, обратим внимание на это значение слова αιωνιος: «Богом, уготованное от вечности».

====================================

 

Как видим, оба значения термина αιωνιος совершенно не подразумевают «дурной бесконечности» приращения времени.

Конечно, термин αιωνιος использовался рядом писателей и для обозначения бесконечности в приращении времени, но мы уже убедились, что это его не основное его богословское значение, не библейское и не христианское, но эллинистическое. Более того, как было показано, некорректно оперировать термином, обозначающим бесконечность во времени (по выражению Гегеля – «дурную бесконечность») в богословских целях по отношению к перспективе Царства (если, конечно, мы обсуждаем предмет в ключе христианской керигмы) где «времени не будет»:

«И когда семь громов проговорили голосами своими, я хотел было писать; но услышал голос с неба, говорящий мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего. И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет; но в те дни, когда возгласит седьмой Ангел, когда он вострубит, совершится тайна Божия, как Он благовествовал рабам Своим пророкам. (Откр. 10:4-7)»

====================================

 

Теперь обратимся к слову κολαση.

Как уже было показано, даже буквальный перевод слова κολαση как «мучение, мука» в сочетании с αιωνιος совершенно не обязательно означает муку бесконечную. Термином κολασιν αιωνιον пользовались даже те святые, которые отрицали бесконечное существование ада. Мы уже показали, что утверждение идеи о бесконечном аде на основании словосочетания κολασιν αιωνιον (чему виною чему скорее либо ошибка перевода, либо издержки мировоззрения толкователя) приводит к возникновению противоречий как с другими местами Священного Писания, так и внутри самой притчи.

Также мы уже показали, что акцент данной притчи более разумно ставить не на эсхатологическом свершении (т.к. такое толкование вызывает много принципиальных противоречий с христианской керигмой), а на универсальности христовой проповеди в этом эоне; при истолковании исходить из вневременного события схождения Христа во ад, что укладывается в православную традицию экзегезы, и чем снимаются противоречия при толковании в пользу «дурной бесконечности».

Но, оказывается, что и слово κολαση не обязательно может переводиться как «мука». Этот факт как-то выпадает из внимания абсолютного большинства толкователей. Например, митрополит Иерофей (Влахос) (будучи, между тем, убежденным сторонником и апологетом доктрины бесконечных мук) в своей книге, тем не менее, пишет:

«Слово «мука» κολαση происходит от глагола κολαζω, который имеет два значения. Первое значение «обрезать ветви дерева», а второе «наказывать» (Митр. Иерофей (Влахос), Жизнь после смерти. М. Издательство «Даръ», 2008, С.199)

Удивительно то, что при анализе этого термина κολαση в евангельском контексте, ставя значение «мука» только вторым, этот автор полностью игнорирует значение слова, поставленное им же самим (!) первым. Но оставим возможные мотивы автора для анализа на потом и вернемся к этому первому значению слова κολαση.

Итак «отсечение ветвей», притом не обязательно «бесконечное отсечение», ибо получается бессмыслица. А в связке с определением αιωνιος именно: «отсечение ветвей, Богом уготованное от вечности»

Самое место вспомнить следующие слова Христа о ветвях, столь удивительным образом теперь перекликающиеся с предлагаемым значением понятия κολασιν αιωνιον:

«Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода» (Иоан.15:2).

«Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие [ветви] собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Иоан.15:6).

Вероятно всё-таки не мучительство (притом бесконечное) – кредо Бога, а именно уготовление Царства, в которое не войдёт ничто нечистое. «Разделение» или «отсечение лишнего, негодного» вот более достойное толкование Божественного действия при эсхатологическом очищении Вселенной.

Отсеченные (не имеющие в себе жизни, питающих их соков), негодные ветви сгорают (а не томятся в бесконечном огне). Сгорают как сухая деревяшка, как собранные на сожжение плевелы:

«…и во время жатвы я скажу жнецам: соберите прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их, а пшеницу уберите в житницу мою» (Матф.13:30).

Именно этот образ – уничтожение негодного – Христос усвояет концу земной истории:

«Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего» (Матф.13:40).

И всё-таки, для людей, не очень сведующих в богословии, -что же именно ждёт грешника после смерти? Просто небытие? Христос ждет.

А там уж по реакции грешника…

 

Дионисий Руднев